Мускулинный Лебанон. Феминная Сирия

     Ливан – мускулинен, а потому абсолютно безразличен к кровоточащим ранам на теле маленькой страны.
 Дух особого напряжения и готовности к мобилизации, которые источает лебаноновская земля, долгое время вовлеченная в войну, сопрягается с ощущением внутреннего разрыва. И знаки стремительного экономического роста – бил-бордоская накачка про-американскими рекламными образами, большое число дорогих автомобилей, фасады модных бутиков и обилие вещей, скроенных по последним лекалам, лишь увеличивают его.

Этот разрыв всякий раз проявляется неожиданно.

Как из-под земли возникает развороченный фасад старинной виллы, застывшей на обочине прибережной high way. Военный на танке, перекрывающий свободный доступ к пляжной полосе. Бросается в глаза слой нарочито-вульгарной губной помады на лице ливанки, которая, натянув вызывающие стринги и облегающую майку, курит кальян в придорожном кафе; выглядит, вследствие этих операций, привлекательно и немного отчаянно. Ведь она, безусловно, понимает, что в этой стране ей в идеале уготована единая роль – быть благоверной матерью, родить пару-тройку детишек, и, если очень повезет, катать их на выходные на Мерседесе по магазинам – то есть, жить по жестким мускулинным законам рода.  Но действует она иначе: невыплеснутая до конца энергия отличает орнамент этой ориентальной страны от большинства других стран Арабского мира, где предпочитают демонстрацию мужской расслабленности и женской покорности.

Из-за  пребывания в этом пограничье отдельные фрагменты лебаноноского  орнамента запоминаются точнее.

Огромное число взметающихся ввысь артефактов различных культур и верований – мусульманских, баптистских, католических…

Местечко Batroun, куда мы попали под вечер, когда солнце садилось, и в прибрежных средиземноморский водах утопали отражения каменной финикийской стены.

Наконец, наш душевний провожатый в Tripoli по имени Али, который таскает в своей сумке карты города, накидки для посещения мечетей и кучу визиток, размноженные на ксероксе Трипольского культурного центра, Али без умолку болтает и ничего не просит взамен экскурсии – разве что добрую рекомендацию его имени своим друзьям, если мы посчитаем нужным…






И еще,  рыже-белые снега Лебанона, которые  напоминают шкуру тигра. Знающий сразу распознает в них ландшафт, характерный для Рамат А-Голан.

Рыже-белые снега окаймляли горный пейзаж Bshare, украшенный рыжими островерхими башенками католических храмов и гирляндами вишневого цвета.

Преодолев значительное расстояние (в этот день мы решили посвятить себя горному Лебанону ) и поднявшись с прибережной трассы в горы, мы проехали Qadisha Valley с кельями в желтых скалах, где укрывались отшельники разных религиозных верований на протяжении последних веков. Потом очаровательную Bshare. Все шло великолепно, пока мы не решили забраться еще выше – к деревушке Сedras, известную кедрами (священное дерево изображено на флаге Ливана) и торжественно въехали на територию тигриных снегов Лебанона, которые захватили горные хребты и перевалы в свое полновластное владение. 

Вблизи снега выглядели по-другому, холодно и угрожающе - ими больше, чем на наполовину был перекрыт серпантин дороги, по которой мы двигались к перевалу. После  астральной борьбы с рыже-белыми сугробами на метрах, прилегающих к перевалу, в крови присутствовала чрезмерная доля адреналина. Поэтому было решено не возвращаться тем же путем обратно и ехать дальше. За горным хребтом и спуском оказалась зеленая долина,  обогнув  ее - читай, полстраны за пару часов, мы благополучно завершили свой горный трип и вернулись по облагороженной трассе и пик Pick Blank ровнехонько в место, из которого стартовали.

 Широкий ухоженный серпантин, проложенный вдоль линии горнолыжных трасс и подъемников, привел нас в горную Harissa с его Our Lady of Lebanon, которую обожают паломники, и собором святого Павла. Чуть ниже располагался гостеприимный Jonish и наша гостиница у моря. Чудесным образом круг замкнулся.

                                       В отличие от Лебанона, Сирия – фиминна.

Как женщина, она не раскрывается вся сразу, играет лукаво своими формами, уводит в сторону и запутывает. Зато те роскошные богатства, которыми она поделиться с тобой, когда решит раскрыться, поразят своей роскошью и многообразием. На этой земле их сохранилось несметное число - от римских мегаполисов в пустыне и святых арамейских пещер, сокрытых под покровом современных строений, до арабских базаров, перемещение по которым напоминает путешествие Симбада.

                Дамаск – открытое сердце Сирии.

Глазу поначалу не за что зацепится в нищем многонаселенном огромном городе, неоправданно дорогом, с огромным количеством грязных лавок, дешевых подделок и вопящих машин и людей. Но даже в этом чаду невозможно пройти мимо дамасского базара. Дамасский базар вскрывает суть этого места и открывает путь в старый город.

Арабский базар Дамаска являет собой гигантскую сумеречную трубу, наполненную разноголосицей и суетой. В нее проваливаешься, как в зазеркалье, в темных прорехах округлых потолочных сводов пробивается солнечный свет, но он не в силах захватить огромное пространство, наполненное базарной жизнью. Базарная жизнь захватывает тебя, и несет до самого исхода - исход символизирует белоснежная арка, открывающая пространство площади, над ней попеременно приветственно взметаются стаи голубей. Огромная маточная труба выплевывает тебя из своего чрева на свет. И обернуть свое лицо солнцу – словно заново родиться. Чтобы лицезреть Его - Великое Дитя чрева Дамаска.

Его зовут al hamidiya.
Устремленный ввысь минаретами дворец потрясающей красоты. Сверкающие мраморные поверхности, полотна мозаики, сокрытыет в прохладных арках святыни. За стенами al hamidiya - старый город – перепевы улочек, лабиринтов, лавок, сладостей и пестрых платков. Церкви – армянские, православные, католические церкви, мечети, и даже старая крепость.

В течение трех дней, последующих за знакомством с al hamidiya – наши траектории ежедневно менялись и перетекали одна в другую, как водится, после наивысшего пика.
В первый день мы взяли курс на Средиземное море и город Hom, достигнув промышленного города-острова Arwar, и большого города с прибалтийским названием Tartus. На следующий день – в пустыню, к развалинам мертвого римского города Palmyra, останки которого являют собой законченную архитектурную форму.

По дороге в на 66 километре от Palmyra, недалеко от указателя на Bagdad, как всегда случайно, в русскоязычный гайде прочла про деревню, где до сих пор говорять на арамейском. Так, в последний день мы открыли для себя монастыри Sednay и Мaalula.

                                                         Сирия не разочаровала.

Когда в Гаване идет дождь…

Гавана оказалась патологически красивой. При любой погоде. И даже в дождь.

Это не просто город, где смешение стилей положено в основу архитектурного образа, это место, постигнув которое, Вы уже навсегда впустите в себя что-то легкое, особое и неповторимое. И унесете с собой. И если получится сохранить, то вы будете сюда возвращаться...

 Как возвращались многие знаменитости, чьи фотографии сегодня венчают холлы дорогих гостиниц Гаваны – европейские писатели, голливудские звезды, американские гангстеры.

Исследуя на стенах отелей фотогалереи образов тех, кто любил останавливался в Гаване в старые (дореволюционные) времена, мы отыскали только одного выходца из России, еврейской национальности под фамилией Сачовлянский. Там же был также указан род деятельности г-на Сачовлянского - «финансист мафии» и номер комнаты, где он обычно останавливался   (бывший одессит, в 9-ти летнем возрасте эмигрировал в США, чтобы сделаться мировой знаменитостью под псевдонимом Мейер Лански). Нужно признать, что большинство знаменитых  почитателей Кубы имели американское гражданство.
Особые отношения с островом связывают и Эрнеста Хеменгуэя.

Печатью взаимной любви кубинцев не обойдено ни одно питейное заведение, которые любил посещать писатель в Гаване и ее окрестностях.
Особенно явственно это ощущаешь в Кохимаре, рыбачьей деревушке в пригороде столицы, где был написан  рассказ  «Старик и море» и еще долго после смерти Эрнеста Хеменгуэя  проживал его друг, капитан яхты Грегорио Фуэнтес ставший прототипом легендарного Старика.

Кохимар выглядит   плачевно.  В деревушке выделяются только 2 приятных для глаз объекта - площадка, где установлен бюст Хеменгуэя (на деньги местной рыбачьей общины) и фешенебельное, в сравнении с остальными запущенными грязными строениями, здание ресторана La Terrasa, где любил бывать писатель после возвращения с рыбной ловли.

В ресторане не было ни одного посетителя, и мы ограничились покупкой мороженого и рассматриванием фотографией Хеменгуэя и моря на стенах заведения.

Следующая попытка погрузиться в мир писателя оказалась для нас  более успешной.
Это произошло днем позже в старой Гаване - в 10-ти  метрах от Кафедральной площади находится  ресторан "Bodeguita del Medio". Там было весьма оживленно.

На первом этаже нам сразу же предложили выпить излюбленный напиток писателя – мохито и мы не отказались даже от пары. На втором этаже звучала музыка, мы пообедали бобовой похлебкой и рисом – то, что выделял в местном меню Хеменгуэй. В завершении обеда официант вынес нам фломастер - все стены заведения испещены росписями посетителей "Bodeguita del Medio», непостижимым образом Саша отыскал нетронутое каракулями местечко на синей оконной раме ресторана. Черкнул наши имена. Одним росчерком фломастера мы влились в историю  Кубы и известного американского писателя. Вуаля!

До третьего ресторана "El Floridita", где любил бывать Хеменгуэй и где  обещают попотчевать другим не менее знаменитым ромовым коктейлем – дайкири, мы в тот день не добрались. Хотя, уверенна, что дайкири бы не подкачал!

В Гаване пошел дождь. И достопримечтаельности, которыми мы могли довольствоваться в  непосредственной близости от отеля «San Miguel», где мы остановились, ограничились до ресторана на набережной, названного по имени известного чилийского поэта и дипломата "Pablo Neruda", и ресторана "Cabana" в холле "San Miguel".

В этот день в  «Pablo Neruda» в честь поэта мы заказали чилийское белое вино и блюда из креветок с пафосными названиями «Signe of poets». Продолжили в  -  в  "Сabana", заказав лобстера и еще по бокалу белого вина. Принесли не белое, а красное, и не чилийское, а кубинское, хотя до этого момента я была твердо уверенна, что на Кубе не производят вин. Лобстеры также оказались совсем не те, что у Вивьен… Но вцелом церемония поглощения пищи и вина в сопровождении незамысловатого кубинского сервиса, сближало нас с теми, кто ощутил нечто подобное здесь на Малеконе.

Находясь в Гаване пару дней, мы предпочли классическому набору маршрутов небольшие пешие прогулки, посещение местных ресторанчиков и слушание в номере под звуки дождя Hasta siempre Comandante Чегевара. За подобное времяпрепровождение я поначалу, признаться, даже испытывала неловкость (может стоит-таки посетит Музей Кубинской Революции или знаменитое кабаре «Кабана» в респектабельном районе Гаваны в  16-ти километрах от его центральной части ?). Вечером,  зайдя в Интернет и читая новости с Родины –«ЮВТ объявила себя Господом Богом. Страну завалило снегом. В Донецкой области замерзли бомжи. В Одессе объявили чрезвычайное положение».., - решила, что мы ничего не потеряли, даже наблюдая из окон номера в отеля Гавану, в которой  идет дождь…

Было хорошо.Тихо, светло и красиво. Как в рассказе Хеменгуэя.

Может, за этим он сюда возвращался…

Сьенфуэгос, французский акцент

Акцентом следующего дня явился Эдгар. Он подсел к нам в машину после радостного возгласа Райса, которому мы, к сожалению, были вынуждены отказать в уроках дайвинга, и проститься в райное ближайшего от Тринидада пляжа Ла-Бока, поскольку решили двинуть через Сьенфуэгос на Гавану.

Эдгар расположился на заднем сидении и сразу же проявил великолепное знание английского языка, он с радостью согласился показать нам Сьенфуэгос, где жил его отец и куда мы согласились его подбросить. Он сразу же подтвердил, что обожает Кубу, но жить здесь невероятно трудно, за общение с иностранцами полиция может посадить в тюрьму или наложить огромный штраф. Работает он, не покладая рук за 30 долларов в месяц, поэтому не может позволить себе ни семьи, ни машины.
О чем можно говорить со славным кубинским пролетарием? О жизни он рассказал, а мифы трогать опасно…
К этому моменту миф про Комманданте Чегевара приобрел для меня прояснился.
Вы когда-нибудь видели открытку с Чегеварой?

С таким лицом, как у Че, можно было выиграть не только революцию. Не знаю, был ли рожден Чегевара,чтобы  стать мифом, но то, что он оказался блестящим материалом для него - вне всяких сомнений. Про него на Кубе сложены сотни протяжных уличных песен, а футболки, кепки, фотоальбомы с его изображением до сих пор расходятся гигантскими тиражами и являются для приезжих на остров основным сувениром. Улыбчивый, красивый, свободолюбивый Че - символ того, что обрели кубинцы взамен долголетнего рабства. Он жил, как герой, в вечной непримиримой борьбе (после победы революции Чегевара не смог работать в политической системе Кубы и покинул страну поднимать революции в оставшейся части Латинской Америки). И умер, как настоящий революционен ( Че был казнен врагами в Боливии, позже его останки были перенесены на Кубу, в мавхолей города Санта- Клары). Пока я не встретила ни одного человека, равнодушного к этому мифу.

С Камиллой Сьнфуэгосом все было жестче, он также боролся за идеалы кубинской революции, умер за них, но даже тело его не было предано земле – по сути, Камилло вопротил в себе образ Национального героя Кубы. Поэтому его так почитают кубинцы и, наверное, так мало знаем мы.
Оставался Фидель. Вот о нем можно попробовать поговорить. Осторожно задаю вопрос нашему новому другу: - Ваш лидер, Фидель, сейчас тяжело болеет. Что вы думаете о будущем.- Эдгар только молча улыбается. – Кто будет следующим лидером?
– Это никто не знает. Никто! –  Широко улыбается  он.
Да, с мифами нужно острожно.., интуиция настойчиво сигналит, что после Фиделя Куба будет другой, совсем другой...
В последний раз окунаемся в водах, омывающих южное побережье Кубы, и быстро достигаем столицы провинции, носящей сходное с псевдонимом кубинского народного любимца – Сьнфуэгос.

В отличие от Тринидада, Съенфуэгос испытал на себе мощное влияние французской культуры, демонстрирует свои прелести в виде бульваров, Малекона и двух-этажных нарядных вилл.

Завершающим аккордом этого архитектурного ансамбля является центральная площадь Сьнфуэгоса, на которой разместился офис (размером с Владимирский собор) местной Компартии.

Нужно отдать должное - во все времена революционеры умели выбирать офисы для переворотов. Дворцовые виллы на Малконе обладают  своим очарованием, но недостаточно масштабны для проведения подобных мероприятий. Вот Зимний Дворец - это да. Чуть позже в Гаване я не преминула осмотреть холл гостиницы огромной многоэтажной Либре , которую в свое время заняли пламенные кубинские барбадосы во время освободительной революции  (нынче на територии квартал  размещается огромный интернациональный отель).
 Здесь удивило другое – что кубинские революционеры сумели сохранить уникальные церковные сооружения и архитектурные строения дореволюционного времени.
В этом смысле город дает полное представление про уникальность острова, где можно наблюдать многоголосие стилей – мавританский, колониальный, барочный…

Прощаясь, я вручаю Эдгару футболку с надписью «Фронт Змин», захватила я ее с собой, исходя из соображений, мол, пусть знают кубинцы, что и в Украине есть герои, пускай напускные и ненастоящие, но все-таки...
Эдгар обрадовался футболке , как ребенок, его лицо излучало первозданное счастье.
И я подумала, что, рожденный в мирное время в Сьнфуэгосе, сохранившем очертания далекой призрачной Франции, в нашем подарке он рассмотрел прежде всего искренний жест благодарности и совсем не обратил внимание на политтехнологическую фишку…

Мы обменялись адресами, свою электронку Эдгар прописывает дважды, чтобы мы разобрали его почерк и обязательно прислали фото.

Сделаю это обязательно, как только вернусь, Амиго, Эдгар!

Все наслаждения Тринидада

Лобстеры от Вивьен. Никогда не забуду эти лобстеры. Когда их подали в столовой пристройке, я поняла, что это за ними мы проехали пару сотен километров по пыльной дороге, сквозь радуги и ливень, сквозь провинции и закаты, по запутанным трасам и пустынным перекресткам провинций Сьнфуэгос и Матансас. Мы мчались полсуток, преодалевая путь в 300 километров, к лобстерам сеньориты Вивьен под чесночным соусом.

Вивьен была энергична, хороша собой, очевидно, что ее крепкое тело и грудь, и выразительные синие глаза привлекали не только взгляды лучших мужчин Тринидада. Они увивались вокруг нее 24 часа в сутки - Райс привел нас в ее дом, лобстеры на огромных тарелках ей помогал подносить другой, утром третий объяснил нам, как добраться на авто до местного пляжа Ла-Бока… Вивьен совсем не похожа на революционерку, скорее на плантаторшу, великолепно управляющей своим небольшим хозяйством, включающим несколько комнат, которые она сдавала внаем, готовку еды.

 Комнаты заслуживают отдельного описания - они являются частью реального колониального дома на вершине Тринидада. Прохладные стильные колодцы, с анфиладами комнат, на стенах которых фотографии членов семьи в богатых рамах, сдержанная деревянная мебель внутри, высокие решетки на окна с вечно закрытыми разноцветными ставнями снаружи.

Только «наша территория» включала открытую прихожую - в глубине фонтанчик с белыми амурами, чуть повыше витиеватая лестница на смотровую площадку, предназначающуюся для сушки белья и принятия солнечных ванн, современная туалетная комната и спаленка на 2 персоны. (Все это стоило значительно дешевле, чем в гостинице на курорте). Конечно, оставался открытым вопрос лицензии хозяев дома /гостиницы на подобного рода деятельность, но, думаю, и этот вопрос у Вивьен был решен также великолепно, как и все другие вопросы ведения хозяйства.

В прошлом Тринидад был городом богатых землевладельцев, которые изрядно разорились, когда место сахарного тростника на острове появилась сахарная свекла. И до, и после революции тринидадовцы держались изолировано от всей остальной части населения острова что, по сведениям всех туристических справочников, и помогло сохранить очарование данной местности, окруженной нынче прекрасными национальными парками.

Да, в очаровании Тринидаду не откажешь, хотя интересный факт - именно здесь кубинской революции было оказано серьезное сопротивление местными жителями.

Сидя в кафе Чанчара вблизи главной городской площади и распивая соответствующий напиток (чанчара - коктейль из меда, лимона и рома был весьма популярен во времена борьбы с колониалистами в начале прошлого века), мы немало узнали про командармов кубинской революцию. Например, тот факт, что из трех знаменитых комисаров – Фиделя, Чегевары и Сьенфуэгоса народным любимцем был … Камилло.

- Мы о не совсем мало знаем… Фидель правит и по сей день, миф о Чегеваре жив и по сей день, а вот про Камилло…

-O! Он исчез, в воздухе, так и не дождался победы революции. – Грустно вздыхает пожилой кубинец, торгующий сигарами, он пробует иллюстрировать историю кубинской революции сувенирными фотографиями, а после третьей чанчары он угощает нас сигарой бесплатно.

Мы без раздумий приобретаем у него целую пачку после знакомства с историей и распития четвертой чашки чанчары, плавно двигаемся домой, раздавая по ходу движения сувениры беременным и пожилым кубинкам (в расход идет все – от мыла до пляжных подстилок, гребешков и конфет). На ужин – великолепная рыба и десерты на французский манер о Вивьен. Когда она только готовит? Не знаю.

Слышу только непрекращающуюся болтовню по телефону, крики попугая в клетке.

Дорожный штурм (траса Варадеро-Тринидад)

На следующее утро варанчики с купированными хвостами разбегаются из-под моих ног со скоростью движения автомобиля по главной кубинской трассе Гавана - Сантьяго-де-Куба. Я была в ярости. Машину, которую мы договорились взять в аренду 3 дня назад, чтобы пересечь остров с севера на юг, в наличии у арендодателя не оказалось.


– Ай-я-йай, забыл, - ласково ударяет себя по голове пожилой кубинец, не выпускающий изо рта сигарету. – Завтра придет ваша машина и поедет. Остался только джип, но он стоит…- Листает бумаги, стучит на калькуляторе, называет цифру. Разумеется, цифра - в два раза выше оговоренной стоимости машины.

Ясно, что нашему арендодателю попросту подвернулись более проворные туристы, и он смог пораньше получить Куки (местная валюта) с аренды машины, судьбу которой он по нелепой случайности «упустил из виду». Все, как в Одессе.

Беру велосипед (благо 2 свободных часа ежедневно включены в проживание в отеле) и еду на поиски машины. Трудность состоит в том, что сдать машину мы хотим в Гаване, а не в Варадеро, и это существенно сужает круг поиска. Выясняется, что найденные малолитражные авто по стоимости не уступают джипу, который остался у нашего арендодателя. Возвращаюсь в отель, чтобы арендовать джип…

- А-а-а-, снова ласково ударяет себя по макушке кубинец. – Уехал ваш джип, машин вообще нет. С этого момента варанчики начали разлетаться из-под моих ног. Снова беру велосипед, кручу педали, жара. Заскакиваем (в последний раз!) в отель забрать вещи и выпить по чашке прощального безалкогольного коктейля. По ходу выясняется, что низкая цена на авто в отеле не включала оплату бензина, который на Кубе стоит больше, чем в Киев – эмбарго! А машина, которая арендована нами в соседнем, включает.

Таким образом, разница в стоимости аренды автомобиля – везде приблизительно одинакова, поскольку все отели, аренды и туристические компании – давно монополизированы государством. Есть же на Кубе справедливость!

Варадеро разражается ливнем. Варанчики спрятались в траве и в многочисленных трещинах фундамента и лестничек гостиницы. Мы наконец-то трогаемся в путь. Но здесь начинается новая история.

Не знаю, кто уполномочил господина Томаса Кука изобиловать в своих туристических справочниках про Кубу прилагательными «привлекательные, очаровательные путешествия». Дороги на Кубе отвратительные, в ямах можно легко потерять колесо или бампер, количество указателей весьма скромное. На заборах, стенах и промышленных объектах повсеместно превалируют лозунги на испанском языке, в которых периодически теряются трудноразличимые названия городков и провинций. Люди отзывчивые, но рассчитывать можно только на эмоциональное восприятие и обильную жестикуляцию, да и встретить их можно только в деревнях, стоящих друг от друга в десятках километров.

На одном из перекрестков нам повезло с крестьянскими потомками барбадосов, которые чистили апельсины огромным ножом, выглядели грязными, изможденными и равнодушными, но показали нам верное направление, когда мы заплутались в узле проселочных дорог провинции Матансас.

После пересечения главной транспортной жилы острова и въезда в провинцию Сьенфуэгос окружающая обстановка поменялась в сторону большего разнообразия – опрятные домики, перед некоторыми на пустынных клочках земли были даже высажены розы, чистые дорогие, много зеленых деревьев, внятные указатели, великолепные горные пейзажи.

Попеременно жара сменялась ливнем, и в нескольких местах нам даже посчастливилось наблюдать несколько радуг одновременно.

Последние лучи заходящего солнца над южным берегом острова открыли, наверное, самые красивые природные ландшафты, которые удалось наблюдать на Кубе - справа - бухты с богатыми виллами, слева - горы, утыканные бедными крестьянскими домиками.

В Тринидад мы въехали в сумерках, грохоча колесами по булыжной мостовой, и мы были практически сразу взяты в оборот голубоглазым смуглым кубинцем Райсом. Он предупредил нас, что въезд в центра города на автомобиле закрыт. За полсекунды мы договорились с ним про апартаменты, которые он нам покажет в центре. Все заграждения пали. Мы въезжали в Тринидад, как короли. Решетки, преграждающие путь, были открыты. Райс привел нас к дому, который был до неприличия хорош внутри и прекрасно подходил для постоя двух усталых тел. Но это был не финал. Вошла хозяйка.